Россия: сделано в Китае
Что будет с нашей страной, если Китай и юань станут круче США и доллара
От хода торговой войны между США и Китаем будет зависеть очень много. Каким будет место России в новом «китайском» мире, если КНР подвинет Штаты с позиции мирового экономического гегемона?
Больше не дешевая фабрика
Вторая по размеру экономика в мире, Китай практически во всех остальных сферах уже давно является первым. «Китай — крупнейший инвестор. Объем сделанных им прямых иностранных инвестиций (OFDI) в 2017 году — 125 миллиардов долларов. Он также крупнейший держатель облигаций госзайма США», — говорит китаист, экс-координатор программы «Россия в АТР» Московского центра Карнеги Вита Спивак.
«Китай перестает быть той дешевой «мировой фабрикой», которой он выступал в течение двух последних десятилетий, — считает управляющий директор ИК «Алго Капитал» Михаил Ханов. — В промышленном отношении эта страна уже в значительной мере повторила экономический путь Южной Кореи, Японии и даже разрушенной послевоенной Германии».
Свое конкурентное преимущество в виде дешевой рабочей силы Китай потерял — средняя заработная плата в стране составляет порядка 850 долларов в месяц, то есть выше, чем в России, и продолжает расти. «Сейчас Китай активно инвестирует в страны АТР, переносит вредное производство на Филиппины и в Индонезию, так как рабочие руки там дешевле, активно инвестирует в строительство инфраструктуры в регионе», — поясняет руководитель управления торговых стратегий Dukascopy Bank SA Даниил Егоров. И потеря статуса «дешевой фабрики» Китай ничуть не смущает. «Если раньше экономический рост строился на экспорте дешевого ширпотреба, то теперь Китай стремится к лидерству в области инноваций: он занимает первое место в мире по количеству регистрируемых патентов», — отмечает Вита Спивак.
Кроме того, Китай сам превращается в манящий рынок численностью 1,4 млрд человек, ради которого не грех проявить гибкость, когда местное правительство требует, например, локализации IT-продуктов. «Многие компании готовы идти на радикальные шаги ради того, чтобы выйти на китайский рынок, — вспомним недавний скандал вокруг Google и его проекта Dragonfly — цензурированной поисковой системы, соответствующей требованиям правительства КНР, — говорит партнер и директор по развитию продуктов компании Zichain Тарас Чумаченко. — Напомню, что Google покинул китайский рынок в 2010 году именно из-за несогласия с наличием государственной цензуры в Интернете. На мой взгляд, это лучшая иллюстрация того, как изменилось мнение международных компаний о важности экспансии в Китай».
Ковровые инвестиции
Китайские инвесторы создают и развивают новые предприятия в 155 странах и регионах мира. Только с начала 2018 года объем прямых зарубежных инвестиций Китая в нефинансовый сектор вырос на 5,1% и составил порядка 82 млрд долларов, приводит цифры Михаил Ханов. Что важно, китайские инвестиции растут как в абсолютных цифрах, так и в относительных. «В 2000 году доля прямых зарубежных инвестиций Китая составляла лишь 900 миллионов долларов США, представляя лишь 0,1% в глобальном объеме, — рассказывает руководитель Международной группы стратегии KPMG в России и СНГ Алексей Назаров. — К 2010 году эта доля увеличилась до 4,9%, а в 2015 году — до 8,7%».
Инвестируют китайцы по всем фронтам. «Нельзя не отметить растущую роль китайских компаний в технологическом сегменте, — обращает внимание Тарас Чумаченко. — Они все больше ориентированы на глобальную аудиторию и доминирование на зарубежных рынках. Так, Alibaba Group, Mail.ru, «МегаФон» и РФПИ в сентябре объявили о планах по созданию совместного предприятия — AliExpress Russia. Если сделка состоится, мы, скорее всего, получим нового лидера интернет-торговли в России — с 48% китайского участия в акционерном капитале».
Одна из особенностей Китая как инвестора — то, что он вкладывает в страны, находящиеся на периферии интересов развитых стран, указывает доцент Института бизнеса и делового администрирования РАНХиГС Дмитрий Саприка. В первую очередь, конечно, это касается Африки, где Китай давно уже является крупнейшим инвестором. К 2025 году китайские инвестиции в Африку достигнут 1 трлн долларов, напоминает совладелец компаний Kawaii Factory и Monoroom Юлия Пескова. В школах и вузах стран Африканского континента китайский язык активно вытесняет традиционные английский и французский.
Колонизаторы из Поднебесной
«Внешнеэкономическая экспансия Китая в значительной степени ориентирована на слаборазвитые в промышленном отношении государства, которые при этом богаты полезными ископаемыми. Таким образом, она носит неоколониальный характер, — говорит Михаил Ханов. — С другой стороны, небогатые потребители из Азии и Африки не представляют большого интереса для производителей дорогих европейских и американских товаров».
«Для Африки Китай за последние 15 лет вообще превратился в основного экономического партнера, — напоминает Тарас Чумаченко. — Помимо этого, КНР проводит в регионе экспансионистскую инвестиционную политику, совмещая прямые инвестиции с инвестициями в инфраструктурные проекты». Подрядчиками в этих проектах также выступают китайские компании, которых в Африке сегодня около 10 тыс., а их суммарная выручка к 2025 году может достигнуть 440 млрд долларов. «С одной стороны, страны Африки получают прирост рабочих мест благодаря деятельности китайских компаний, а развитие транспортной инфраструктуры обеспечивает мультипликативный эффект в иных отраслях экономики, — отмечает Чумаченко. — С другой — это беспрецедентная для постколониального мира степень зависимости региона от иностранного государства».
Африка как китайская колония — это, к сожалению, не красивая фигура речи. Жители африканских государств сегодня сталкиваются с теми же проблемами, с которыми сталкивались их предки, находясь под властью белого человека. Например, в Кении все чаще становятся известны случаи откровенного расизма и оскорблений со стороны китайских работодателей. Кенийские власти реагируют по-разному: то высылают из страны особо оскандалившихся китайских менеджеров, то призывают население ценить работу в китайских компаниях.
Китай затягивает пояс
Африка станет частью Нового шелкового пути, или, как его называют в самом Китае, мегапроекта «Один пояс, один путь». Это беспрецедентный инфраструктурный проект, который втянет в свою работу, по оценкам, до 4,4 млрд человек, окружит планету сетью железных и автодорог, авиалиниями и морскими путями, трубопроводами и линиями электропередачи, соединив Австралию, Индонезию, Среднюю и Восточную Азию, Европу, Африку и Латинскую Америку.
«Изначально Китай обещал странам, которые будут финансировать проект «Один пояс, один путь», мощное развитие инфраструктуры и возможность получить большую отдачу от своих валютных резервов, — рассказывает глава ACCA (профессиональной ассоциации, объединяющей специалистов в области финансов, учета и аудита) Вера Стародубцева. — И в некотором смысле проект этого добился: улучшилось железнодорожное сообщение в Кении, был обустроен порт в Афинах, в Пакистане получилось увеличить выработку электроэнергии. Но проблем было создано тоже немало: в странах Центральной, Южной и Юго-Восточной Азии увеличился импорт и ухудшился платежный баланс, растет задолженность». Некоторые страны пытаются «соскочить» с проекта. В частности, Малайзия отменила несколько китайских проектов — строительство железной дороги, оцененное в 14 млрд долларов, и двух газопроводов, приводит пример Стародубцева. Но многие страны уже слишком сильно зависят от Китая финансово, чтобы отказаться от проекта без серьезных для себя последствий.
В рамках проекта и вне его экономика все большего количества стран становится очень зависимой от Китая, что несет в себе все больше потенциальных преимуществ и все больше рисков. Помните поговорку про то, что когда Америка чихает, весь мир простужается? Кажется, в этой присказке пора менять главное действующее лицо.
«Согласно обзору HSBC, под влиянием Китая колебания южнокорейского ВВП оцениваются в диапазоне от 0,2 до 1,8 процентного пункта, — говорит Алексей Назаров. — Это весьма существенные цифры, и предполагается, что в обозримом будущем способность китайской экономики стимулировать или тормозить рост за рубежом сохранится. Кроме того, по мере того как Китай будет смещать акцент с закупок сырьевых товаров на финансовые и юридические услуги, все больше выгод от торговли с ним будет доставаться развитым странам. В частности, Великобритании, признанному лидеру в экспорте такого рода».
Чувствительность, которую приобретает мировая экономика от происходящего в Китае, становится все сильнее. «Два события последнего времени с участием КНР, которые повлияли на международные рынки, — биржевой кризис в Китае в 2015 году и торговая война между КНР и США, которая разворачивается на наших глазах», — отмечает Вита Спивак.
«Трампономика» жмет на тормоз
А в это самое время дела в США, несмотря на высокие темпы экономического роста, идут не очень хорошо. Фискальный 2018 год, который закончился 30 сентября, США встретили с огромным дефицитом федерального бюджета, который составил 779 млрд долларов и вырос за последний год на 17%. Это прямой результат налоговой реформы, которую проводит Дональд Трамп. По прогнозам, до новых президентских выборов, которые состоятся осенью 2020 года, дефицит бюджета превысит триллион долларов.
«Изменившаяся в настоящее время экономическая политика США, так называемая «трампономика», создает условия для новой индустриализации в этой стране, — рассказывает Михаил Ханов. — Но оборотной стороной этого процесса станет некоторое сокращение внешнеэкономической инвестиционной активности американских компаний в среднесрочном временном периоде. В этом плане Китай в какой-то мере сможет заполнить освободившиеся экономические ниши».
Значит ли это, что китайское лидерство неизбежно? Когда мир вокруг нас станет окончательно китайским?
Гегемон не спешит
«Не стоит поддаваться очарованию, — предупреждает Вита Спивак. — В китайской экономике существуют серьезные дисбалансы (внутренний долг в 282% ВВП, неэффективный госсектор, экологическая катастрофа в промышленных регионах), которые могут серьезно повлиять на экономический рост и его качество, а также на социальную стабильность внутри страны».
Стремительная экспансия Китая может притормозиться в любой момент. «Теперь китайские товары стоят дороже, и им приходится конкурировать с южнокорейской и японской продукцией, которая уже давно заняла свои прочные позиции на мировом рынке, — говорит Михаил Ханов. — С другой стороны, наличие более дешевой рабочей силы в других азиатских странах приводит к тому, что продукция из Индонезии и Вьетнама начинает составлять конкуренцию китайским товарам».
Огромную потенциальную опасность представляет скрытый долг китайских провинций и городов, а также аффилированных с ними госкомпаний. Он достиг 5,8 трлн долларов, приводит данные S&P Global Rating. Причем эта задолженность не отражена на балансе, она спрятана. Если этот теневой кредитный пузырь лопнет, это вызовет новый крах на глобальных финансовых рынках.
Биполярное устройство
Впрочем, независимо от внутренних проблем, Китай, похоже, не стремится отодвинуть США. «По словам министра иностранных дел Китая, они не планируют занимать место США на международной арене, а стремятся стать партнером США», — напоминает Алексей Назаров. И возможно, словам китайского чиновника можно верить.
«Китай пока не предлагает свою альтернативу существующему миропорядку, а даже наоборот — активно встраивается в существующие международные механизмы сотрудничества, — поясняет Вита Спивак. — На фоне изоляционистской риторики Дональда Трампа Си Цзиньпин на публике выглядит как защитник глобализации и существующей модели миропорядка».
В экономическом и политическом плане КНР не станет «вторыми Соединенными Штатами». Скорее всего, мировое лидерство Китая будет развиваться и выражаться в несколько иных формах. В каких?
«Я скорее прогнозирую возвращение к биполярной модели мироустройства, нежели переход роли гегемона от США к Китаю, — рассуждает Тарас Чумаченко. — Подобная система более устойчива и откроет новые возможности компаниям, способным к многовекторному развитию и гибкому подходу к работе с клиентами». Евросоюзу в подобной ситуации придется искать пути взаимодействия с обоими «полюсами» — США и Китаем, поскольку сравняться с ними по темпам экономического развития и политическому влиянию Европе в обозримом будущем вряд ли удастся.
Сырьевой придаток и «младший брат»
А что придется делать России? Каково будет ее место в биполярном мире, где противовесом Америке будет выступать уже не она, а Китай?
«Россия — полезный для Китая партнер. Мы лидируем по поставкам нефти на китайский рынок, идет активная торговля оружием, теплые отношения лидеров помогают им обоим зарабатывать политические очки как внутри стран, так и на международной арене», — перечисляет Спивак. «Россия — практически единственная из сверхдержав, у кого с КНР нет серьезных противоречий, — говорит Пескова. — Поэтому для китайского правительства чрезвычайно важно сохранить РФ как сложившуюся стратегическую опору стабильности при достаточно непростых отношениях с США, Индией и Японией, а также некоторыми странами Юго-Восточной Азии». Но при этом важно понимать, что это не равные отношения. «Москва все активнее перенимает статус «младшего брата» в двусторонних отношениях с Пекином», — считает Вита Спивак.
Мы, конечно, сохраним свою роль крупного поставщика энергоносителей и минерального сырья, считает Михаил Ханов. «Россия уже стала крупнейшим поставщиком сырой нефти в Китай — только в прошлом году импорт достиг 23,7 миллиарда долларов, — напоминает Алексей Назаров. — Также возможно наращивание поставок машиностроения, металлоизделий и сельскохозяйственной продукции в связи с введением ответных пошлин США».
С точки зрения инвестиций китайские предприятия будут ориентироваться на добычу сырья — это главное, что их интересует в нашей стране, по мнению промышленного эксперта Леонида Хазанова. «Исключением можно назвать автомобильный завод корпорации Great Wall, строящийся ею в Тульской области, и станкостроительное предприятие, организованное в Московской области с участием концерна DMTG», — говорит он.
«Еще одна не менее важная роль России в будущем китайской экономики будет заключаться в транзите китайской продукции через нашу обширную территорию в западном направлении, — добавляет Михаил Ханов. — В этом плане наша страна прочно вписывается в китайскую экономическую концепцию «Один пояс, один путь».
Но, конечно, усиление Китая несет для России новые риски. Рост доли Китая в экспорте ряда товаров, например энергоносителей, резко повышает зависимость от Китая. Поэтому обострение конкуренции среди поставщиков Китая, таможенные ограничения и повышение пошлин могут спровоцировать спад товарного оборота, прогнозирует Назаров. Китай может также сменить вектор инвестиций, показав себя весьма коварным союзником как экономически, так и политически, предупреждает Даниил Егоров.
«Поэтому для России чрезвычайно важно, чтобы на территории Евразийского союза и стран СНГ вес российского капитала и политического влияния был куда значимее и авторитетнее, чем Китая», — уверена Юлия Пескова. Вопрос, хватит ли сил у «младшего брата» сохранить за собой эту зону влияния.
Директор Института Дальнего Востока: Китай до сих пор не хочет конфронтации
Алексей Маслов рассказал об особенностях главного китайского проекта «Один пояс — один путь»
Москва. 24 августа. INTERFAX.RU — Трансформация китайско – американских отношений из торгового партнерства в откровенно враждебные безусловно сказалась на всей системе международного сотрудничества, но в первую очередь на китайских планах глобального проникновения в мировую экономику. Первый удар, естественно пришелся на главный китайский проект под названием «Один пояс – один путь». На эту тему наш специальный корреспондент Вячеслав Терехов беседует с профессором директором Института Дальнего Востока Алексеем Масловым.
Подкорректированная история, но….
— Новый вариант Шёлкового пути, как говорят, «приказал долго жить»? Начавшись в средние века, он дошел до 21 века и.
— Говоря о китайской инициативе «Один пояс — один путь», надо в первую очередь понять, откуда он начался, как родилась идея создать путь из Китая в Европу по морю и по суши. Формально это новый крупный инфраструктурный проект. Китай первоначально подчеркивал, что он базируется на основе традиционного «Шелкового Пути», но в новой интерпретации – «экономический пояс Шелкового пути», и тем самым опирается на прошлое. Иначе говоря, Китай считает, что это восстановление очень старых трансграничных связей. Однако скромно замалчивает при этом, что реально «Шелковый путь» начинался не из Китая. Исторически насчитывалось более сотни, а возможно, и тысячи мелких дорог, которые шли с востока на запад разными путями, при чем не обязательно начинались они в Китае: многие начинались из Центральной Азии или из Персии. Да и названия тогда такого не было. Термин «Шелковый путь» был введен немецкими учеными только в XIX веке. Торговля из Востока на Запад действительно развивалась, но такого названия, «Шелковый путь», не было. И языком основным на этом пути был не китайский, а фарси. Но Пекин, естественно, продолжает утверждать, что «Шелковый путь» является частью китайской традиции. Это придает вес этой инициативе!
. подкреплённая деньгами — даёт прекрасный результат!
Но самое главное — почему этот «Пояс и Путь» оказался таким успешным? Во-первых, он опирается на крупные инвестиции из Китая, и Китай хорошо просчитал, что многим странам нужна ликвидность для развития своей экономики, прежде всего странам Центральной Азии, Восточной и Центральной Европы. И страны южного российского «подбрюшья» тоже хотят поддержать проект, но у всех желающих или почти у всех, нет ни денег, ни технологий. А Китай их предоставляет. К тому же Пекин прекрасно понял, что этим странам нужна не просто новая идея, а идея внеидеологичная, то есть свободная от идеологического подтекста, так как до этого все американские идеи, что выдвигались для глобального сообщества, были идеологически обусловлены. Китай же с самого начала утверждал, что «не занимается экспортом идеологии. Только экономика!»
И поэтому Китай начал активно поднимать вопрос о зонах свободной торговли, об устранении тарифных барьеров, об облегчении оформления грузов, о допуске китайских капиталов в другие страны.
— Но это путь к глобализации. От нее мог пострадать и сам Китай?
— Да. Китай самым активным образом пользовался тем типом глобализации, которую создали США. Он пользовался всеми международными институтами, которые создали США, в том числе и ВТО, и финансово-расчетной системой, и Всемирным банком. Таким образом, Китай начал использовать все структуры, которые создали США. Он очень хорошо понимал, что без них успешно влиться в мировую торговлю просто невозможно.
Китайское проникновение в мировую экономику началось с выбора партнёров. Им стали западные страны, куда можно сбрасывать свои товары, причем в тот момент по дешевой цене. В Китай пошел долларовый приток, а затем и евро. Это было сделано за счет использования уже существующей мировой торгово-экономической системы: деньги устремились туда, где выгоднее. И оказалось, что где-то до 2014 года для США такая ситуация, хотя была и не очень приятна, но вполне устраивала, потому что Китай был поставщиком большого количества недорогих и относительно качественных изделий. И тем самым США могли разгрузить свою промышленность.
Гладко было на бумаге, да парадоксы не учли!
Но мир без парадоксов не живет! В США начался процесс деиндустриализции и доля обрабатывающей и реальной промышленности стала резко падать. А Китай продолжал свое экономическое и технологическое развитие, укрепляя свою конкурентоспособность. И США поняли, что для того, чтобы ослабить Китай, надо, по сути дела, торпедировать свою же систему глобализации, одновременно создавая новую систему, возможно уже без Китая и без России. Тем самым, рассчитывали они, можно вернуть Китай на те позиции, которые устраивали бы США. Однако Китай в своей политике проникновения в мировую экономику к этом моменту пошел дальше!
В 2013 году власти Китая выступили с двумя инициативами: инфраструктурной и политической: одна (инфраструктурная) называлась «Пояс и путь», другая (политическая) называлась «Человечество единой судьбы». По сути, это возвращение к старым социалистическим лозунгам, которые когда-то выдвигал Советский Союз о единении народов Азии, Африки и Латинской Америки. Вначале Си Цзиньпин апробировал эти лозунги в странах Центральной Азии во время поездок туда, а потом распространил на весь мир. Это, по сути, глобальная концепция единства человечества через, как называли китайские теоретики, «единое переживание», через торговлю, культуру и т.д. Сам этот лозунг — «Человечество единой судьбы» — изначально был очень аморфным и эластичным, то есть он не был концепций, что не очень понятно западному сознанию, требующему четких установок и этапов реализации.
Еще один парадокс для западных партнеров: никакого четкого плана развития этих идей Пекин не предложил. Он пошел необычным для всех путем. Китай определил название, и стал ждать, когда заинтересованные страны сами раскроят его содержание, тем самым создавая площадку для обсуждения. И с самого начала «Пояс и путь» оказался очень продуктивной идеей для Китая, потому что многие ее поддержали, рассчитывая как на большие инвестиции из Китая, так и будучи увлеченными самой идеей расширение торговых связей. Но в этом предложении есть глубокая внутренняя политическая составляющая: Китай уже не мог жить в рамках той глобальной модели, которой он не управлял и не создавал, и как следствие разрабатывал подходы для своей собственной глобальной модели.
Если китайский ВВП в общем объеме мирового ВВП составляет 16-17%, то обороты юаня составляют меньше 2,5%, интернет продолжает оставаться американским — и по управлению и по технологиям. Основные информационные технологии, технологии будущего, все равно идут из США, а не из Китая, хотя Китай их активно использует. И даже несмотря на то, что он их быстро внедряет, все равно все это остается американским. Китай же хочет перейти на свою модель, но эта модель нужна не только внутри страны, она нужна для создания своего макроэкономического и макро-торгового региона. Если говорить научным языком, то один «Один пояс — один путь» — это и есть создание нового макроэкономического региона.
Незнание: для кого минус, а для кого плюс!
Помогло Китаю и отсутствие в большинстве стран мира, кроме СССР, Великобритании, США и некоторых других, специалистов в области китаеведения, которые могли бы предоставить углубленную китаеведческую экспертизу в области самой логики китайских инициатив. Поэтому многие просто не поняли, как Китай следует своей традиционной политической культуре. А суть ее во все века состояла в том, что Китай очень редко завоевывал территории именно военным путем. Китай всегда переподчинял себе регионы путем инвазивных экономических предложений. Это значит, что Китай предлагал инвестиции, предлагал свою помощь в развитии экономики, в администрировании территорий и т.д.
Так, «Один пояс — один путь» стал популярным, и пик его пришелся на 2015 год, когда Китай из общего объема зарубежных инвестиций в 118,2 млрд вложил около 56,5 млрд долл. в проекты «Пояса и Пути». Еще один «всплеск» пришелся на 2018 г. – 52,8 млрд, а вот 2019 г. показал падение до 30 млрд долл. Очень многие страны действительно поднялись на этих инвестициях. При том, что Китай разбил весь «Пояс и путь» на несколько коридоров. Самый протяженный коридор — это евроазиатский, короткий — это Пакистан-Афганистан, Китай создает там железные и автомобильные дороги, логистические склады.
Но некоторые детали все-таки не могли не насторожить. Очевидно, что инвестиции должны иметь прямой возврат, потому что все, что вкладывается в дороги, — это не создание прямой прибыли. Дорога сама по себе денег не приносит, приносит только перевозка, а соответственно, все зависит от уровня мировой торговли. Во-вторых, эти перевозки не могут идти лишь в одну сторону. Если мы что-то гоним из Китая в Европу (а туда идет много товаров), то из Европы в Китай тоже должны идти близкие по объемам поставки, но в действительности значительно ниже, так у большинства стран торговый дефицит с Китаем. Возник также и другой вопрос: многие страны брали кредиты у Китая. Брали, но не думали при этом, как они их будут возвращать. Малайзия, например, в прошлом году отказалась от многих уже подписанных проектов, потому что рассчитала, что не сможет вернуть деньги. Внешний долг Таджикистана сегодня составляет почти 36,1% к ВВП, при этом треть из это суммы составляет задолженность только перед одним китайским «Эксимбанком»! А у такой страны, как Черногория, из-за китайских кредитов, национальный долг страны равен 80% ВВП.
Китай занимается строительством дорог, логистических сооружений, атомных электростанций, но, когда он строит, он выдвигает два условия: либо китайская сторона предоставляет свою управляющую компанию и тогда контролирует все процессы, либо предоставляет связанный кредит, по которому в страну поступают не деньги, а оборудование, рабочая сила и т.д. Румыния отказалась от строительства двух очередей атомной электростанции в Чераводэ, потому что поняла, что не сможет справиться с возвратом кредита. Другие страны, наоборот, говорят: «Мы понимаем, что попадаем под контроль китайского капитала, но у нас нет другого выхода». Это касается африканских стран, например, Мозамбик осознанно на это пошел, и его долг Китаю составляет четверть от всех долгов . Но самое главное, что своим проектом Китай предложил глобальную альтернативу американскому присутствию. Это первый глобальный проект после развала Советского Союза. И самое главное, что этот проект направляется одной страной, он финансируется только одной страной и администрируется только одной страной. И важно понимать, что «Пояс и путь» — это не организация, у него нет никакого секретариата, нет никакой «точки входа», где вы можете предложить свои идеи или предложения. Нет, но и другого пути нет! И это вызывает у аналитиков некоторое недоумение. Страны Запада, например, привыкли к тому, что многие вопросы международных проектов решаются путем многосторонних переговоров и обсуждений. Но Китай же предлагает работать по его стандартам, либо не работать вообще. И с этим связано получение инвестиций из Китая, при этом если страна присоединяется к «Поясу и пути», инвестиции действительно туда приходят.
Еще один урок СССР
В Китае тоже раздавались критические замечания по этому поводу: не идет ли Китай путем Советского Союза, когда СССР очень много вкладывал в Латинскую Америку, Африку, а потом, когда СССР развалился, многие «друзья» просто разбежались. А поэтому Китай, принимая к сведению и факторы политических симпатий и рисков, например, в 2016 году принял решение не вкладывать средства в рисковые активы, не покупать гостиницы, игорные заведения. Китай вкладывает только в инфраструктуру, крупные промышленные объекты, технологические стартапы, в автопром. К тому же Китай в основном действует путем слияния и поглощения, то есть китайские компании покупают уже готовые предприятия со своей инфраструктурой, со своими связями, а затем их развивают, напитывая деньгами. Поэтому ряд стран Запада, например, Великобритания, Германия, Франция, ввели обязательную проверку на предмет безопасности для национальной экономики, и в результате целый ряд проектов был отклонен.
Китай в рамках «Пояса и пути» начинает покупать крупные порты и портовые сооружения. Например, порт Пирей перешел под управление китайских компаний еще в 2017, Китай должен вложить в него 136 млн евро, что для экономики Греции очень хорошо, но мы должны понимать, что и обслуживание будет производиться китайской компанией. В прошлом году Китай завершил переговоры по покупке пяти портов в Италии, в том числе Триест, Генуя, Триест, Равенна, Палермо, и таким образом Китай будет полностью присутствовать на Средиземном море.
Учитывая, что Китай также активно стремится установить контроль над Панамским каналом и Китай много вложил в углубление русла Панамского канала, значит Китай уделяет особое внимание морским перевозками. Это во многом объясняет, почему США начинают давать такой жесткий ответ. Понятно, что морские и сухопутные перевозки устанавливает конечную стоимость товара. Мало этого, Китай, используя инициативу «Пояс и путь», начал практику распространения своих новых технологий, а именно технологии были монополией США. И пока Китай был просто «мировой фабрикой», это США не волновало. Как только Китай пришел на рынок передовых технологий, это вызвало волнения. И, наконец, третий момент — это попытка Китая создать свой макроэкономический регион и в конечном счете перевести его на торговлю через свою валюту — юань.
И последнее, что сделал Китай уже в этом году, — он вводит для внешнего контура торговли свою кибервалюту, это первый суверенный блокчейн, суверенная кибервалюта, которая не связана с тем юанем, который ходит на китайском рынке.
Это реальная попытка отвязаться от доллара
— Но это практика уже была: в Советском Союзе были переводные рубли, но и они были разновелики: одни равнялись стоимости доллара, другие далеко нет. К чему это приведет?
— Сейчас другие технические возможности даже в финансовой сфере. Теоретически, по крайней мере, есть возможность заблокировать Китай от системы международных переводов SWIFT, Но это станет огромным ударом, разрушающим мировую торговлю. Это самое опасное, что может произойти в ответ.
Почему-то в России многие ожидали, что Китай будет себя вести в такой ситуации, как Россия — очень боевито и жестко. Россия тут же отвечает — иногда словами дипломатов и политиков, иногда вводит контрсанкции. Китай же, наоборот, попытался договориться с США, потому что Китай хорошо развивается в условиях, когда есть мир и нет конфронтации. Торговля может расти только в спокойной ситуации. Очень многие в Китае, в том числе и некоторые военные, сказали: «А может быть, не стоит обострять отношения именно сейчас, может быть, мы сами нарушили правила игры и слишком быстро рванули вперед, нарушив заветы Дэн Сяопина – продвигаться только маленькими шагами. Может быть, наоборот, надо пока не вступать в конфронтацию, а договариваться». Китай реально до сих пор не хочет конфронтации. И это только с нашей точки зрения представляется, что уже идет холодная война или, как еще ее иногда называют, гибридная война между США и КНР. Для Китая это все-таки проблема переговорного процесса: надо садиться и договариваться. Эта мягкость Китая оказывается неожиданной для нас, равно как и для американцев.
Китай создал новое международное объединение: «17+1»
Да, многие страны начинали крайне аккуратно относится к своему присутствию в рамках инициативы «Пояс и Путь» отказываться или тормозить свое присутствие. Китай при всем при том действует достаточно интересно: он работает не с уже существующими группами стран, а создает свои группы, и как бы идет вне системы. Есть страны ЕС, например, и Китай работает отдельно с Англией, Францией, Германией. Поэтому Китай создал группу стран под названием «17+1», куда входят страны Восточной и Центральной Европы, и он с ними отдельно работает. Таким образом, Китай к каждой группе стран пытается подобрать свой подход, это очень гибкая политика.
Сейчас мы видим, что некоторые страны из группы «17+1» начинают замораживать свое активное участие — Польша, Чехия. И не случайно одно из последних очень резких антикитайских выступлений госсекретарь США Помпео сделал именно в Праге. Карлов университет в Чехии в прошлом году сотряс скандал, связанный с получением финансовой поддержки из Китая, после чего университет отказался от получения средств и даже свернул несколько программ, связанных с Китаем. Это означает, что частично общественное мнение стало антикитайским во многом из-за американской контрпропаганды. Для Китая это неожиданность. Мне кажется, что Китай пребывает в таких же иллюзиях, как и когда-то Советский Союз по отношению к братским странам. Мы воспринимали политические лозунги как реальное отношение к самому Советскому Союзу. Китай полагал, что этот макроэкономический регион уже создан и уже работает. Но, как оказалось, это не совсем так. И все же надо четко осознавать, что никакого краха инициативы «Пояс и Путь» не случится , он лишь изменится по своим формам и, возможно, уменьшится в объеме. К тому же некоторые страны находятся в китайской кредитной ловушке и просто объявить дефолт по китайским долгам было бы серьезным ударом по имиджу этих стран. Плюс к этому Китай за счет «Пояса и Пути» решает свои внутренние проблемы, связывая новыми инфраструктурами процветающие южные и стагнирующие северо-западные китайские регионы. Некоторые китайские аналитики рассматривают и Россию как часть «Пояса и Пути», хотя Россия таковой, конечно же, не является. Россия считает, что это перспективный проект, но это — китайский проект, и мы не можем быть частью китайского проекта, потому что у нас есть свой интеграционный проект — ЕАЭС и, самое главное, нет никаких причин становится частью китайской инициативы, в то время как мы прекрасно можем сотрудничать и вне ее – главное, чтобы это было выгодно обеим странам.
События в Белоруссии не помешают?
Первые карты прохождения транспортных коридоров «Пояса и Пути», которые рисовали китайские стратеги еще в 2014-15 году, изображали прохождение путей через Казахстан, Закавказье и «заход» в Москву, минуя всю Россию. И самый главный вопрос, который мы в тот момент обсуждали, — это скоростная железная дорога, которая могла бы идти параллельно Транссибу, из Пекина — в Казань-Москву-Берлин. И которая по ряду причин так и не реализовалась.
— Трасса по плану идет через Белоруссию. Там не спокойно. Европа выборы президента страны не признает, оппозиция требует смены власти. Проект в этой части под вопросом?
— Не думаю. Посмотрите, как китайское руководство спокойно наблюдает за событиями там. Потому что дорогу ждут в Европе, ее финансирует практически полностью Китай. Кто же посмеет от нее отказаться? Но сложности не в Белорусской части.
Мы не можем договориться по поводу того, кто ее контролирует. Китайскую сторону не устраивает Транссиб, потому что он и так загружен, там надо либо увеличивать нагрузку на ось, то есть перевозить больше грузов, либо увеличивать скорость прохождения товара. Китаю интересен Транссиб, если можно увеличить скорость передвижения в два раза или увеличить в два раза загрузку. С одной стороны, это кажется хорошо для России, так как будет связано с получением инвестиций, но тогда мы будем во многом зависеть именно от перевозки китайских грузов. Мы становимся неким мостиком между Китаем и Европой, а страна, которая является только мостом, теряет свою самостоятельность. Поэтому мне кажется, что Китай в своей системе координат очень точно подошел к России. Он рассматривает Россию и как мост, и как энергетический ресурс.
У России же другие задачи. У нас задача – реиндустриализация, в том числе российского Дальнего Востока. Это создание современной высокотехнологичной промышленности, конечно же, расширение своего экономического присутствия в Азии. Но Китай не решает ни одной из этих проблем. В этом принципиальное несовпадение. У нас есть очень успешные энергетические проекты с Китаем, например, «Ямал-СПГ», у нас развивается аналогичный проект «Арктик-2», но китайские инвестиции в Россию очень малы. Накопленные инвестиции Китая в Россию с 1991 года лишь чуть больше, чем ежегодные инвестиции Китая в Европу. Китай не является серьезным инвестором в Россию. И для этого есть ряд причин, как стратегических, так и чисто технических.
Как поступает китайский инвестор? Он делит бумажку в буквальном смысле слова на три части и смотрит, какую я получу отдачу от инвестиций в Европе, в России или, например, во Вьетнаме. Оказывается, что российские условия не самые лучшие. Теоретически они могут выглядеть неплохими. Например, прекрасна сама идея создания территорий опережающего развития (ТОР). Но они не стали привлекательными для Китая. Китайцы жалуются, что для них непрозрачны условия работы, что очень много бюрократических процедур, хотя, надо признаться, местная российская администрация действует очень эффективно – тем не менее сказывается недостаток достоверной информации о России в Китае. Нет у нас и относительно дешевой связанности общей территорией страны, а, например, если заниматься бизнесом только на Дальнем Востоке, то там проживает всего 6,5 млн человек. Для Китая такой объем потребителей — мало и невыгодно, это меньше, чем средний город по населению. Можно импортировать продукцию в Китай — но надо посчитать, сколько будет стоить перевозка. В принципе оказывается, что ТОР идея хорошая, но она повисла в воздухе. Наши конкуренты по китайским инвестициям и инновационным проектам – Вьетнам, Индонезия, Малайзия, Индия — создали около десятка самых разных форм СЭЗов и условия в них порою лучше, чем предлагаем мы.
При этом у нас есть программы сопряжения между ЕАЭС и проектами «Пояса и Пути». В 2018 году был даже подписан соответствующий документ, но больших проектов не стартовало, потому что мы пока не видим реального интереса китайской стороны к совместным проектам. Сейчас есть один перспективный проект — это объединение участков дорог, которые пойдут из западной части Китая через Казахстан, через Оренбург и дальше по центральной части России. Это очень выгодная с точки зрения логистики дорога, поскольку она резко сокращает дистанцию и обходит все сложности Сибири и Дальнего Востока. Это автодорога — и казахстанский участок уже готов. Главный вопрос в грузах, но еще больше в том, кто будет управлять ею.
Эпилог
Напряженность в американо-китайских отношениях безусловно внесла свой негативный вклад в осуществление китайских планов как внутри страны, так и в части международного сотрудничества. В первую очередь это касается основного проекта «один путь, один пояс». Но смогли ли США заставить Китай отказаться от своих планов? Судя по разговору с профессором Масловым — нет, не смогли. Лишь добавили трудности. Одни страны из-за боязни санкций притормозили свое участие, другие тоже это сделали, но по другой причине: денег набрали, а возвращать кредиты нечем. Китай не СССР, не дарит! И что дальше? Война? Нет, судя по Китаю, Пекин заставит США с этим или следующим президентом сесть за стол переговоров. Его не сломать. США не сломали Россию, даже Куба осталась верна себе. Но опасность, идущая от китайской, можно сказать, агрессивной покупательной политики, останется. И она, вероятно, станет главной темой новых переговоров.
http://www.banki.ru/news/daytheme/?id=10716766
http://www.interfax.ru/interview/722978